Педагогические инициативы и новшества появляются довольно часто, но лишь немногие из них выдерживают проверку временем. Потому примечательно, что разработанная двадцать лет назад Рязанским центром детско-юношеского туризма и экскурсий программа дополнительного образования «Основы археологии» не только не потеряла своего значения, а сравнительно недавно, в 2015 году, была признана лучшей на Всероссийском конкурсе дополнительных образовательных программ.
Ее автор – методист центра и руководитель клуба юных археологов «Вятич» Михаил Третьяков. Место действия программы – клепиковское озеро Шагара, возле которого когда-то была обнаружена стоянка древних людей. Под руководством Государственного Исторического музея археологи копают здесь много лет. В их числе, начиная с середины 80-х годов, сам Третьяков, окончивший Рязанский пединститут и набравший около себя немало юных единомышленников.
Сейчас весна, скоро новый археологический сезон, и это повод, чтобы поговорить с Михаилом Федоровичем о том, как возникло и прижилось среди школьников Рязани увлечение археологией. Только ли в нем дело? Что дает программа для воспитания школьников – проблемы, вновь вставшей во главу угла современного российского образования?
Но вначале я сказала: «Если время написания программы – 1997 год, то юные археологи копали тем летом, насколько мне известно, не на Шагаре, а возле шиловской деревни Малиновки»…
– Именно так, – подтвердил Третьяков. – Это был год юбилея Москвы. После десятилетнего перерыва открывался Исторический музей, и его сотрудники, включая нашу руководительницу Елену Дмитриевну Каверзневу, были очень заняты, им было не до Шагары. Но деньги на разведку уже выделили, и мы этим воспользовались, перенеся работу в другое очень интересное место. С удовольствием вспоминаю то лето. С жителями Малиновки мы очень сдружились, друг другу помогали. И тогда же мы с ребятами сделали черновые наброски будущей программы. Необходимость в этом ощущалась. Ведь дети должны были иметь какие-то элементарные археологические знания и навыки. Значит, надо чему-то учить. Детской литературы по археологии очень мало. Не все взрослые могут доступно и интересно об этой науке рассказать. Необходимо было написать комплекс учебных археологических пособий – и это было года через два сделано мною. Программа постоянно модернизировалась, обновлялась, ведь количество археологических источников постоянно растет, происходят открытия, которые заставляют пересматривать предыдущие гипотезы.
Р.В. – У вас в лагере идут археологические уроки?
М.Т. – Есть лекционный час – во второй половине дня, когда дети придут с раскопок, пообедают, поспят. Но разговоры идут не только про археологию. Мы ведь не ставим целью подготовить детей именно к археологической карьере, они должны быть наследниками нашей культуры вообще. А этого добиться сейчас трудно. Книги читать сверх обязательной программы детей не заставишь, многие, например, и не слышали про «Остров сокровищ» или романы Дюма. Так что стараемся развивать всесторонне: и о «Фаусте» Гете беседы вели, и про «Вильяма нашего Шекспира» рассказывали.
Р.В. – Кто идет в ваш летний археологический лагерь? «Историколюбы»? С трудом набираете? Или ломятся?
М.Т. – Раньше ломились, приходилось отказывать: «Шагара не резиновая». Теперь желающих трудиться и отдыхать на озере меньше, некоторые предпочитают этому поездку вместе с родителями на заграничный курорт. Но без набора мы не остаемся. Костяк его, как всегда, составляют мои ученики из школ, где работаю. Есть, так сказать, потомственные «шагарцы», дети тех моих ребяток, с которыми я начинал свой археологический поиск. Они потом между собой переженились… Кстати, сорок пять свадеб за все время справили… Должен сказать, что любовь к истории не так уж сильно определяет желание быть членом лагерного сообщества. Некоторые ребята всех этих неудобств коллективного житья просто не выносят – я их называю «невыездными» (сам такой был, не любил в пионерлагерь ездить). Но бывают очень показательные случаи. Попросили меня взять одного мальчика – хоть на одну смену, больше он не выдержит… Прожил две и уезжать ему домой не хотелось. Потом еще лет пять с нами копал. Каждому ребенку важно реализовать себя, и многим именно наш лагерь дает такую возможность. Кому-то нужна просто «тусовка», как они говорят. Необходимо ощущение сообщества, скрепленного одними интересами. Если такое чувство появилось, оно остается на многие годы. Кому-то нужно испытать себя, чтобы обрести уверенность. Есть в нашем лагере такая должность – комендант, это второй человек после меня, начальника лагеря, и следовательно, человек, обладающий большой властью. Одно время в комендантах ходили взрослые люди, педагоги, а потом я стал назначать детей, которые постарше. И знаете, выявлялись такие, именами которых потом назывались целые «эпохи». Они умели власть проявить, но только тогда, когда это было необходимо.
Р.В. – Раз у вас существует иерархия, то, наверное, не только во «властных структурах», но и у археологов?
М.Т. – Конечно. Самые почитаемые люди среди них это «зачищальщики» – те, кто обнаруживает находки и «зачищает» их специальными лопатами. Умельцев таких немного, их очень ценят и даже не назначают дежурными по лагерю. Сноровку надо иметь и тем, кто отбрасывает от зачищальщиков землю, кто отваливает ее дальше, так, чтобы не осыпались стенки раскопа. В общем, мастера разные нужны и важны.
Р.В. – А на хозяйстве кто у вас, ведь без этого тоже нельзя?..
М.Т. – Еще бы! Мы когда с раскопа приходим, нам надо в душе помыться, хорошенько покушать... А я последние пять лет не могу найти для лагеря штатной поварихи. Выручают те самые первые мои по археологическим раскопкам детки, которые сдружились, переженились и не перестают ездить ко мне теперь уже со своими детьми. Тех из них, кому до 14 лет, мы называем «детсадом». Малолетки всегда в нашем лагере были: мой сын приехал на Шагару, когда ему было три года. Так вот: мамы за «детсадом» присматривают и одновременно хозяйствуют, закрывают наш тыл. «Детсад», между прочим, тоже работает: мы прошли раскоп, положили лопаты, все, что накопали, оставили на поверхности, на квадратах. Все находки надо собрать. Эту работу делает «детсад».
Р.В. – Наверное, самый радостный момент, это когда что-то нашли.
М.Т. – Да, и за хорошую находку дается приз – банка сгущенного молока. (Такая традиция пошла, как говорят, со Старой Рязани). Раскопы соревнуются между собой, иногда хвастаются: «У нас 8 банок молока, а у вас всего 6». Составляется обычно опись найденных вещей, и очень престижным считается, чтобы находка была, скажем, не под номером 299, а «юбилейная» – трехсотая! Азарт при этом не зависит от возраста: что подросток, что взрослый.
Р.В. – У кого самая лучшая находка была в прошлом году?
М.Т. – Кажется, у меня: гарпун нашел из лосиного рога, которым на озере охотились на осетров. Для нас главное – с помощью находки установить научную истину. С этой точки зрения интересен, скажем, прибор для нанесения татуировки: медный стерженек, вставленный в плечевую косточку утки, флейта, сделанная из берцовой человеческой кости… Очевидно, людоедством тогда не брезговали.
Р.В. – Какое сейчас у вас настроение?
М.Т. – Весна приходит, тянет в поле. Конечно, предстоит провести подготовительную работу. Прежде всего, по уровню весеннего паводка надо будет определить место предстоящих раскопок. Ждем работу. И Шагара нас ждет.
Татьяна Банникова Статья опубликована в номере 50 (5337) от 22 марта 2017 года