Деревенский домик, осевший, пахнущий сыростью, весь заросший бурьяном, как билетик в детство и портал в иные миры.
Этим летом вместо бабушки, которой здоровье давно не позволяет жить одной в такой глуши, здесь хозяйничает ее сестра, Прасковья.
Она не намного здоровее. Жалуется на ноги, давление, высокий сахар. Дома бы сидеть. В городской квартире и вода, и туалет – в двух шагах, магазин – у подъезда. А здесь за продуктами в автолавку сама дойти не может – приходится просить соседей. Тем не менее какая-то сила заставляет ее приезжать в материнский домик вновь и вновь.
– Если бы знала, что так плохо буду себя чувствовать, то не поехала бы, – уже какой раз сожалеет она.
Потом выходим с ней на «зады». Так кандыляет, схватившись за палочку, что сердце сжимается. И тут во всей красе мне открывается ее «фронт работ» – расчищенный выход на большой огород, где давно уже растут только березки. Огородники знают, как трудоемка борьба с сорняками, закрывшими все заборы. Даже здоровому человеку надо много терпения и сил. Я не могу себе представить, как справляется она.
– Я понемножку, на часок-полтора выйду – и то хорошо. Траву косила, собирала – чуть в ней не запуталась. У черемухи ветки опилила. Пилила, наверное, полчаса одну ветку – ведь у меня не пила, а пилочка. Теперь у того куста буду пилить. Вон с забора весь хмель обобрала. Остались одни гнилушки – по-хорошему их бы тоже надо убирать. Да и прямо над домом клен свесился. Если какой ветер, может упасть – крышу проломить…
Я смотрю во все глаза. Откуда такая энергия? Появляется едва уловимое чувство: вот-вот откроется что-то важное. С давних времен человек окультуривал ландшафты. Прорубал в лесу просеки, прокладывал дороги, ставил крепости и кремли на стратегически важных рубежах. Города как будто притупили эти творческие силы, приучив нас жить на всем готовом. Зато в глубинке наглядно видно, чем зарастают тропинки, по которым давно не ходят, и какой важный смысл несет в себе работа на земле. Старое поколение острее, чем мы, чувствует мерзость запустения и из последних сил, осознавая ответственность перед предками, старается ей противостоять.
Бабушкина сестра с грустью замечает: совсем редко мы теперь показываемся в деревне – только чтобы родные могилки проведать. А разве здесь плохо? Вон по соседству люди даже избенку купили, ездят то и дело…
Мне становится не по себе: с этими местами связано очень многое, и вот теперь вырисовывается картина, похожая на предательство.
Деревня, деревня… Определенно, время здесь течет по-другому. Вдали от цивилизации можно услышать тишину внутри. Дать ей настояться на запахах лесных трав, углубить и расширить ее в целый мир. Научиться видеть вселенские события в дожде, в распустившемся цветке, в первой красной ягоде. И вместе с тем понять круг жизни человеческой. Почувствовать причастность к большому сообществу людей – своему роду – и вдруг с пронзительностью ощутить, бродя по кладбищу, ограниченность человеческой памяти, неотвратимость забвения и конца.
Из того же разряда неизбежностей – боль стариков, проводивших детей в город и оставшихся один на один со своей крапивой. Боль родителей, выпускающих из-под своего крыла едва оперившихся детей во взрослую, полную опасностей жизнь. Боль человека, обнаружившего вдруг свое одиночество среди толпы. Да мало ли видов боли на свете, которые приносит вполне привычный ход вещей и о которых редко говорят вслух...
Чем утешить бабушку? Неразрывные, кровные связи должны порваться, чтобы новые поколения могли стать самостоятельными и выполнить свою жизненную миссию. А потом уже, послужив людям, отдав силы работе и семье, человек возвращается обратно к родному порогу. И если успеет, встретит в дверях мудреца, которого не нашел за все годы странствий по дальним землям, который все это время на расстоянии молился о нем и спасал его своей любовью.
Татьяна Железнова